Впрочем, Толстой действительно не жалеет чёрных красок при его изображении.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XXXIV
В глазах Вронского все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, — и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА I
... Главная причина, почему принц был особенно тяжел Вронскому, была та, что он невольно видел в нем себя самого. И то, что он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего.
«Глупая говядина! Неужели я такой?» — думал он.
Лучше всего Вронского, по крайней мере того, каким он предстаёт в начале романа, характеризуют слова Гоголя – «лёгкость в мыслях необыкновенная».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XVI
…Если б Вронский мог перенестись на точку зрения семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить тому, что то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться.
И ещё одна цитата, на сей раз из КВН, которая очень хорошо, мне кажется, характеризует поведение Вронского в первых частях романа, - ««Я тут, грешным делом, подумал…» -- «А думать надо было не грешным делом, а головой!»»
И в результате всё оставшееся время вынужден пожинать плоды своей «лёгкости в мыслях». Однако при этом так, по-видимому, и не приходит к пониманию причин своих невзгод. Во всяком случае, применительно к Вронскому Толстой старательно избегает слова «понимал», всё время подчёркивая, что Вронский лишь «чувствовал»:
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XVIII
... Муж, обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким существом, случайною и несколько комическою помехой его счастью, …и вдруг этот муж явился на этой высоте не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным. Этого не мог не чувствовать Вронский. Роли вдруг изменились. Вронский чувствовал его высоту и свое унижение, его правоту и свою неправду. Он почувствовал, что муж был великодушен и в своем горе, а он низок, мелочен в своем обмане.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, ГЛАВА XXII
…Вронский в первый раз в жизни почувствовал себя готовым заплакать. Он не мог бы сказать, что именно так тронуло его; но он чувствовал, что он виною ее несчастья, что он сделал что-то нехорошее.
Ну, и как итог:
ЧАСТЬ ПЯТАЯ, Глава VIII; ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА III
…Вронский между тем, несмотря на полное осуществление того, чего он желал так долго, не был вполне счастлив. Он скоро почувствовал, что осуществление его желания доставило ему только песчинку из той горы счастия, которой он ожидал. … Сколько раз он говорил себе, что ее любовь была счастье; и вот она любила его, как может любить женщина, для которой любовь перевесила все блага в жизни, — и он был гораздо дальше от счастья, чем когда он поехал за ней из Москвы. Тогда он считал себя несчастливым, но счастье было впереди; теперь он чувствовал, что лучшее счастье было уже назади.
Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его.
Journal information