Я по-прежнему уверен, что не прав в данном случае Лев Николаевич, и вообще мысль семейную ему изложить толком не удалось, и Анна Каренина как личность мне по-прежнему непонятна и глубоко несимпатична, а все симпатии всецело на стороне Алексея Александровича – но с превеликим удовольствием посмотрел фильм! Хорош он, ох, как хорош!
Одно жалко – сняли его только сейчас. Эх, если бы лет 30-40-50 назад!..
Мысли такие посетили меня, наверно, в результате просмотра по телеканалу «Культура» сериала про адвоката Перри Мейсона, заставившего к тому же вспомнить «12 разгневанных мужчин».
Казалось бы, что общего? Но условная, театрализованная манера, в которой снята нынешняя «Анна Каренина» (вполне себя оправдавшая, на мой взгляд), отсылает нас именно к фильмам «золотой эпохи Голливуда», когда не спецэффекты, не саундтрек и не живописные пейзажи заставляли зрителя переживать, грустить, радоваться и размышлять.
И вот, общее ощущение, что, как ни стараются, не дотягивают нынешние голливудские звёзды до того уровня игры, который был естественным для актёров «золотого века».
И всё равно – смотреть было очень приятно!
Хорошая экранизация пробуждает желание обратиться к первоисточнику. Вот, никак не мог ожидать, что хоть когда-нибудь мне может захотеться перечитать «Анну Каренину» - а ведь, надо ж, создателям фильма это вполне удалось! Потому что они отыскали в романе Толстого, и внимание на этом заострили, такие грани, какие до сих пор я там никак не замечал!
Что касается пресловутой толстовской «мысли семейной», вот, всё время с первого прочтения романа мучаюсь вопросом – свою эту знаменитую первую фразу, насчёт того, что все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, - неужели он её и в самом деле всерьёз написал? Или просто хотел читателя эпатировать или просто поиздеваться над ним?
Ведь, по большому счету, в романе-то получается всё наоборот – все несчастливые семьи несчастливы совершенно одинаково!
А счастливая семья… счастливая ли она?
Похоже, Толстой всерьёз пленился своей формулой, раз нескольким несчастливым семьям, которые он, по-видимому, считал и в самом деле «по-разному» несчастными, противопоставил всего лишь одну-единственную «счастливую» - считая, судя по всему, что и все остальные счастливые семьи будут на неё похожи.
Для меня же эта модель была категорически неприемлема, по причине религиозной подоплёки нарисованного «счастья», по причине насмешливого «а жену себе вы разве разумом выбирали? » (да, в романе этих слов нет, только в фильме, но, мне кажется, они вполне соответствуют духу романа).
Что и побудило в течение 30 лет искать собственную «формулу семейного счастья» (см. «9 принципов успешной семейной жизни»), забыв, что если уж переворачивать формулу Толстого с головы на ноги, то результатом будет не что-то единственное и неповторимое, а множественность вариантов: «Все несчастливые семьи похожи друг на друга, каждая счастливая семья счастлива по-своему!
А ведь, быть может, успех человека как биологического вида как раз и кроется во множественности естественных для него моделей социальных взаимодействий, в том числе имоделей брачного поведения?
Впрочем, всё это лишь совсем свежие идеи (которые, впрочем, сейчас переживаются мною с большим энтузиазмом), которые ещё подлежат пережевыванию, упорядочиванию и изложению, а сейчас вернёмся к нашим баранам – то бишь, к фильму, породившему весь этот поток слов и мыслей.
И вспомним для начала слова, памятные всем советским школьникам, - заглавие одной из статей В.И. Ленина - «Лев Толстой, как зеркало русской революции».
Посмотрев фильм, я вдруг осознал, что относились-то эти слова, скорее всего, как раз к той картине русской жизни, которую дал Толстой в «Анне Карениной»!
И точно – придя домой, полез в Интернет и прочитал (правда, не в «зеркале», а в другой ленинской статье - « Л. Н. Толстой и его эпоха», датируемой 1911 годом:
Устами К. Левина в "Анне Карениной" Л. Толстой чрезвычайно ярко выразил, в чем состоял перевал русской истории за эти полвека. "У нас теперь все это переворотилось и только укладывается", - трудно себе представить более меткую характеристику периода 1861-1905 годов. То, что "переворотилось", хорошо известно, или, по крайней мере, вполне знакомо всякому русскому. Это - крепостное право и весь "старый порядок", ему соответствующий. То, что "только укладывается", совершенно незнакомо, чуждо, непонятно самой широкой массе населения. Для Толстого этот "только укладывающийся" буржуазный строй рисуется смутно в виде пугала - Англии. Именно: пугала, ибо всякую попытку выяснить себе основные черты общественного строя в этой "Англии", связь этого строя с господством капитала, с ролью денег, с появлением и развитием обмена, Толстой отвергает, так сказать, принципиально.
От меня этот социальный подтекст «Анны Карениной» до сих пор ускользал: пылая протестом против толстовской мысли семейной, против одержимости героев животными страстями и религиозными проповедями, я как-то и внимания на него не обращал.
А вот в фильме именно этот социальный аспект подчёркнут очень ярко, выпукло и убедительно.
За всеми этими «несчастливыми семьями», я бы сказал, failed семьями – по аналогии с модным и всё более актуальным термином failed state – встаёт эпический fail всего того общества – высшего российского общества конца XIX века, о жизни которого писал Толстой.
Это всё люди прошлого. Они следуют законам аристократии, а на дворе уже «строй буржуазный»! Оттого и несчастны они все: когнитивный диссонанс (пытаюсь употребить не очень к месту ещё одно модное слово).
Им бы жить по старинке, как Левину с Китти, и было бы им счастье - пытается убедить нас Толстой. Но вот беда, умерла уже эта «старинка»! Да и была ли она вообще хоть когда-нибудь? Идеалистическая картинка Левинского жития всегда казалась мне чем-то неестественным, не бывшим в реальности никогда; куда более правдоподобным представляется, что дела обстояли не в пример более печально и мрачно.
Историю не остановить. По старинной русской традиции Толстой пытается искать счастье не в настоящем и не в будущем – но в прошлом; но прошлое тоже оказывается иллюзией, наполненной страхом и насилием.
Анна и Вронский, по сути дела, люди нового времени, типичные буржуа, не скованные и не ограниченные никем и ничем, кроме одного – денег.
И в целом этот образ «перевороченной», гибнущей патриархальной России 1875 года если уж и отсылает нас к «пугалу-Англии», то, скорее, не к Англии, современной Толстому, а к Англии времён ломки патриархального строя, времён огораживаний, или Франции времён Людовика ХV.
И поневоле тогда память проводит параллели между Россией нынешней и Англией периода после падения диктатуры Кромвеля; или (вспомнил сериал «Борджиа»!) Флоренцией после диктатуры Савонаролы; или (ага, через неделю «Отверженных» будем смотреть!) Франции времён Реставрации.
И не случайно Анна под колёсами паровоза гибнет; весь фильм за спинами героев, за стенами театра, в котором они доигрывают свою жизнь, бурлит страшная тёмная людская масса - новые люди, которые через 40 лет сметут вся и всех, и следа не оставят от той жизни, которую расписал нам Толстой.
И паровоз, чудовищный и рычащий, как дракон, пожирающий всех – не только Анну, но и самих тёмных, приобретает в фильме отчётливое символическое значение.
Не прав был Толстой - не могло у такого сюжета быть оптимистического конца. Оттого и закончили фильм его авторы не Костей Левиным, а растерянным и, впервые за весь фильм, тоскующим Стивой Облонским. Кончилось его время.
Происходящее на протяжении фильма перерастание карнавала (бала) в трагедию - это не только и не столько о судьбе распутной Анны, сколько всего патриархального мира.
В заключение хочу поделиться ссылками на другие встретившиеся во френд-ленте интересные рецензии на фильм (часто увиденный под иным углом зрения, чем получилось у меня):
- не люблю режиссёра Джо Райта;
- не люблю Киру Найтли и Джуда Лоу;
- пришла в ужас, разглядывая фотографии каста;
- не переношу западного лубочного представления об "Имперской России".
В новой "Анне" всего этого есть с избытком. И всё же, всё же....
Journal information