Насколько я понимаю, семьи как таковой в первобытном человеческом стаде вообще не было; это было однородное, неструктурированное общество; всё стадо и было, по сути дела, и было одной большой семьёй, в которой половые отношения строились по принципу «все со всеми», что, собственно, и следует считать «естественным» состоянием человека. Всё остальное – это уже напластования, воздвигнутые Цивилизацией и Культурой.
Насколько я понимаю, дети в первобытном обществе воспитывались сообща в рамках рода/племени, без разделения по каким-либо «семьям»; да и мог ли вообще какой-нибудь кроманьонец сказать про какого-либо ребёнка «это мой сын»? Думаю, нет; скорее уж, к ним ко всем были приложимы слова Высоцкого насчет того, что «пусть считается пока – сын полка». Более того, мне кажется, в первобытном человеческом стаде мужчины вряд ли вообще осознавали связь между рождением детей и собственной сексуальной активностью.
Положение революционным образом изменилось с возникновением цивилизации, с переходом человека к оседлому образу жизни, возникновением земледелия и скотоводства взамен охоты и собирательства.
Не стану говорить о скотоводческих народах – о них я слишком мало знаю; но земледельческая экономика, как правило, базируется на семейных хозяйствах, каждое из которых обладает отдельным жилищем, отдельными орудиями труда (в т.ч. скотом) и – отдельными детьми.
В крестьянском хозяйстве дети превратились в важнейший экономический ресурс; тут уже стало далеко не всё равно, кто чей сын! Самцам вида «гомо сапиенс» пришлось «вспомнить» о «забытом» ими родительском инстинкте, «вспомнить» и о ряде других «мужских» функций, выполнение которых в рамках первобытного стада либо не требовалось, либо осуществлялось значительно легче, чем при «цивилизации» - и «самцы» превратились в современных мужчин.
О каких «новых функциях» я говорю?
Прежде всего, о «защите и обороне».
Стаду от кого было обороняться? От хищников? Эту проблему решали «всем стадом», индивидуальный вклад каждого был невелик.
От других стад? Но взаимные столкновения человеческих популяций в те времена вряд ли походили на нынешние «войны», скорее, они, как и у других животных, не доходили до смертоубийства, а завершались тем, что «слабая» сторона, как только осознавала свою «слабость», сразу же просто бежала с поля брани – благо, бежать было куда, Земля то была пустая!
Цивилизованному человеку бежать некуда. Зато есть что защищать, и есть зачем нападать – не затем, чтобы отбить у соседей плодородные угодия (хотя, конечно, и эта мотивация осталась), но затем, чтобы отобрать у него новую рабочую силу – рабов и детей!
Соответственно, именно в рамках «цивилизации» возникает культ героизма, самоотверженности, «чести и долга», типа, «лучше смерть, чем позор!»
Ну, а самое главное – возникает вопрос об обороне не только стойбища (ныне принявшего форму деревни), но и своего, отдельно взятого жилища, причем, во-первых, не от хищников, а прежде всего от себе же подобных; а во-вторых, без возможности призвать себе на помощь остальное «племя». А это ещё больше повышало ценность детей, как возможных помощников в обороне.
Ну, и, конечно, нельзя не вспомнить, что переход к цивилизации, хоть и резко повысил производительность труда, обеспечив достаточный объём ресурсов для расширенного воспроизводства населения, но в то же время и лишил человека праздности, заставив «в поте лица добывать хлеб» и посвящать труду практически всё своё время. Да и добычей еды теперь дело не ограничивалось – требовалось содержать дом, изготавливать орудия труда, ухаживать за скотом, и т.д.
Если ценными были дети и рабы, то вдвойне, втройне ценными – женщины, способные и сами работать на благо семейного хозяйства, и новых работников – детей производить. Именно на этот этапе развития общества начинает просыпаться, насколько я понимаю, то особое отношение к женщине, которое впоследствии получит наименование «любовь», пока что – лишь как стремление не единожды совокупиться с женщиной, а навсегда сделать её своей; появляется и «ревность», как следствие отношения к женщине как своей собственности.
Зато резко уменьшается количество «свободных» женщин, с которыми можно удовлетворить свой половой инстинкт; соответственно, ещё более обостряется проблема обороны «своего» от притязаний «чужих».
Чрезвычайно важным мне представляется и то, что переход к сельскохозяйственной экономике, сопровождавшийся приручением животных, снабдил человека постоянно пребывавшими рядом «наглядными пособиями» по половой жизни, материнству и отцовству в виде быков/коров, петухов/куриц и т.д. и т.п.; при этом модели поведения этих домашних животных разительно отличались от человеческого стада – никакого тебе «все со всеми», производитель – один! Самок у него, может быть, и несколько, но они несменяемые, постоянные! И сексом они занимаются не так часто, как люди а если занимаются, то, как правило, со вполне очевидными последствиями в виде приплода! Мне кажется, что этот «наглядный пример» также сыграл свою роль в структурировании человеческого общества при переходе к цивилизации и становлении моногамной или полигамной, но всё равно – семьи, как «ячейки общества».
На этом хочу завершить сегодняшний фрагмент и в заключение повторить основную мысль, которую я сегодня пытался обосновать: в современном мужчине «родительский инстинкт», хоть и заложен «от природы», но по сути дела является продуктом культуры и цивилизации; т.е., для того, чтобы этот «инстинкт» пробудился, требуется соответствующее воспитание; при отсутствии такового воспитания «родительский инстинкт» в мужчине, скорее всего, и не проявится никогда. Равно как и способность «любить».
Journal information